Операции фонемного различения в речевых и умственных действиях (Е. Н. Винарская)

Хорошо известно положение В. И. Ленина о том, что "ощущение, мысль, сознание есть высший продукт особым образом организованной материи" [2]. Поэтому, если достижение стратегической цели - приблизиться к человеческому интеллекту - невозможно в условиях игнорирования или ограниченного использования данных психологической науки о человеческом интеллекте [50], то достижение этой цели невозможно также, если не принимать во внимание данные неврологии - науки о структурно-функциональных отношениях мозга, о нейрофизиологических эквивалентах психического.

В. И. Ленин указывал также на то, что за пределами гносеологических исследований "оперировать с противоположностью материи и духа, физического и психического, как с абсолютной противоположностью, было бы громадной ошибкой" [3]. В работе А. Н. Леонтьева [55] были обсуждены некоторые виды отношений материального и идеального применительно к процессам мышления. Нам представляется существенным взаимодействие нейрофизиологических и психологических аспектов мыслительной деятельности. Осуществление различных психологических операций обеспечивается нейрофизиологической деятельностью не мозга вообще, а его определенных структурных единиц. Знание системной структуры нейрофизиологических механизмов способствует пониманию структуры психологических процессов.

В настоящем сообщении кратко излагаются некоторые представления об операциональной структуре словесного мышления, вытекающие из психолингвистических наблюдений над больными с избирательными дефектами в системной организации их нейрофизиологических процессов. Теоретические положения иллюстрируются выдержками из протоколов наблюдения за одним из наших больных.

Исходные нейрофизиологические факты.

У больных описываемой группы имеют место очаговые поражения средне-височной подобласти коры доминантного полушария мозга с распадом функциональных интеграции, в которых нервные клетки этой области коры играют ведущую роль. Степень очаговой дисфункции мозга по мере наблюдения за больными может изменяться, но факт ее наличия остается неизменным. Деятельность целостного мозга неизменно осуществляется в условиях одного и того же системного дефекта.

У всех больных наблюдаются в связи с данным очаговым поражением мозга более или менее выраженные нарушения восприятия речи, выражающиеся в заменах, перестановках и пропусках согласных и гласных фонем (ульи - "уйли", цоколь - "чоколь", карета - "ракета", берлога - "бергруга, бекрога, бек-лога" и пр.).

Расстройства психолингвистических операций, обеспечивающих восприятие адекватной фонемной структуры речевых знаков, ведут к тому, что больной перестает понимать речь окружающих. В собственных высказываниях больных резко нарастает число слов-омонимов, ибо речевые знаки с разными означаемыми выражаются одним и тем же означающим (в силу недостаточной дифференциации фонем). Например, фонемная форма слов "грозовой, легка, Кронштадтский" не дифференцируется от фонемной формы слов "грузовой, легла, гражданский". Естественно, что окружающие перестают понимать такую речь больных.

Наибольшие трудности больные испытывают при восприятии словесных знаков, которые обладают сходным фонемным составом с другими словесными знаками, особенно если те и другие характеризуются также сходной морфологической структурой и употребляются в сходных семантических контекстах.

- Что такое каравай?

- Это, чтобы спать (кровать).

- Объясните, что означает фраза: "Он получил ножевую ножную рану".

- (Думает.) Нет, не понимаю.

- А он получил рану ножом в ногу?

- Ну, это понятно.

Первая фраза об этом вот и говорила...

Исключение из высказанного общего правила, однако, составляют слова с выраженной предметной отнесенностью, используемые в ситуационно обусловленной диалогической речи. Такие слова больные не только хорошо понимают, но и правильно произносят. Монологические высказывания на абстрактные темы больным не доступны.

Различные флексии, приставки, суффиксы, предлоги и глагольные связки, полностью лишенные предметной отнесенности, не понимаются больными в речи окружающих и игнорируются ими в собственной речи, что делает ее резко аграмматичной. Так, характерно, например, следующее высказывание больного: "Она стала читать книгу. Вот она. (Указывает на находящуюся в кабинете женщину). Это я понимаю. Читать - и это знаю. (Выразительный жест чтения). Книгу - вот книга. (Показывает). А вот зачем здесь стала? Что такое стала? Не понимаю".

Если они имеют наглядно-образные корреляты, лексические, грамматические знаки адекватно используются больными в речи. Так, анализ ошибок согласования прилагательных с существительными в именительном падеже ("большая пламя, веселый карусель, сладкая кисель, моя ключ, черный тень") показал, что такой аграмматизм касается лишь тех случаев, где род определяемого существительного представляет собой условную грамматическую абстракцию, выражаемую к тому же фонемной структурой низкой вероятности для морфемы данного рода.

Там, где грамматический род существительного совпадает с биологическим полом обозначаемого объекта, никаких затруднений не возникает. ("Мужчина - это он, значит, большой мужчина; корова, конечно, она, значит, рыжая корова" и пр.) Ошибок не возникает и там, где фонемное выражение родовой морфемы является высоко вероятным для слов мужского, женского и среднего рода. ("Корзина - она, большая; озеро, молоко, конечно, оно, озеро большое, молоко белое; шкаф - он, серый; стул тоже он, новый".)

В психологии Л. С. Выготский [31] привлек внимание к знаковой природе мышления, осуществляемого в словах. Тесную связь словесного мышления и речи В. А. Звегинцев [43] объяснял фактом операционального использования в обоих процессах одних и тех же знаков, формирующихся под влиянием языка. Специальными наблюдениями, изложенными ниже, мы хотим не только подтвердить знаковую общность речи и словесного мышления, но и показать также однотипность расстройств знаковых операций как в процессе речи, так и в процессе мышления в словесных понятиях.

Обращает на себя внимание прежде всего то обстоятельство, что больные всегда стараются соотнести словесные понятия с имеющимися у них чувственными образами. ("Почему кошку называют "кошка"? Почему стол - "стол"? Почему белый цветок называется "роза"? Вот "роза". (Показывает на карандаш розового цвета.)

Передавая содержание прослушанных рассказов и кинофильмов, больные воспроизводят в словесных понятиях лишь цепи своих образных впечатлений, а все абстрактные словесные понятия, отражающие в знаковой форме отношения персонажей, причины их поступков, обобщенный смысл происходящих событий, они не используют. (Вот пересказ эпизода из кинофильма, возмутившего больного, в котором пьяные хулиганы убили парня, заступившегося за девушку: "Он подошел к ней. Она улыбается. Потом подошли еще три парня. Они качаются... Они стали грозить и убили его".)

Хорошо справляясь с классификацией предметных картинок (мебель, посуда, животные) и словесных понятий, имеющих наглядно-образные корреляты, больные теряются при классификации абстрактных словесных понятий.

Больные охотно выполняют задания по подбору антонимичных понятий конкретного плана (белый - черный, быстро - медленно, ночь - день), но не могут сделать то же самое, когда им предлагаются абстрактные понятия. При этом подчас удается проследить, что трудности заключаются в нахождении все той же фонемной формы словесного понятия. Так, на предложение дать понятие, противоположное понятию, выраженному в слове "пролетарий", наш больной ответил: "Я знаю, это будет что-то на "к"".- Капиталист?- "Да, я об этом и думал".

Легко решая арифметические задачи в 1-3 действия, больные вдруг перестают выполнять такие задания, если в условия задачи ввести слова с близким фонемным составом. Так, задачу: "У мальчика 5 яблок; девочка дала ему еще 10, и у него оказалось яблок в три раза меньше, чем у девочки. Сколько яблок было у детей вместе?" наш больной решил в уме по ходу ее прослушивания. Ту же самую задачу, но с другими цифровыми данными и с заменой в ее условиях слов "мальчик и девочка" на слова "Саня Петров и Таня Петрова" больной решить не сумел.

Одним словом, в словесном мышлении, как и в речи больных, сохранились лишь те понятия и суждения, которые имеют четкие наглядно-образные корреляты. Словесное мышление в абстрактных понятиях для таких больных невозможно, как невозможна и монологическая речь на абстрактные темы. Наглядно-образное мышление и протекающее в параллельных наглядных образах словесное мышление сохранились, как сохранилась и ситуационно обусловленная диалогическая речь.

Словесное мышление индивида нарушается, во-первых, в той мере, в какой оно выражается в абстрактных словесных понятиях, точнее, в абстрактных языковых (лексических и грамматических) понятиях и, во-вторых, в зависимости от структуры фонемных обобщений, составляющих знаковые означающие этих языковых понятий. Поскольку одна из аксиом языкознания гласит, что любой языковой знак является двусторонней психической сущностью, фактические данные проведенных исследований оказываются хорошо объяснимыми.

Клиника очаговых поражений мозга свидетельствует, что каждый из компонентов единой психической сущности языковых знаков имеет свой специфический нейрофизиологический коррелят, а каждый нейрофизиологический коррелят того или иного психолингвистического компонента может нарушаться избирательно, приводя к различным системным расстройствам речевого и интеллектуального поведения человека.

Бионические выводы. По-видимому, мышление в абстрактных словесных понятиях и речь имеют не только общую знаковую обусловленность, но и общие психолингвистические механизмы. Последовательности фонемических обобщений, составляющие соответствующие знаковые означающие, занимают определенное место в системе психолингвистических единиц и имеют с ними сложные структурные отношения.

Сказанное необходимо учесть при разработке систем с "искусственным интеллектом" для того, чтобы интеллектуальные возможности этих систем были более соизмеримы с человеческими. Отсутствие учета сложных системных отношений психолингвистического плана (в данном случае фонемной формы языковых знаков) должно дать себя знать особенно ощутимо при создании человеко-машинных комплексов, где предполагается взаимодействие человека и машины на естественном человеческом языке.