Французский психолог Г. Рибо в самом начале нашего века об изобретательстве говорил так: "Что касается до "методов изобретения", по поводу которых было написано много ученых рассуждений, то их на самом деле не существует, так как, в противном случае, можно было бы фабриковать изобретателей, подобно тому, как фабрикуют теперь механиков и часовых дел мастеров".
Постепенно эта точка зрения подвергалась все большим и большим сомнениям. Видимая "аксиомность" положения расшатывалась. Изобретательство проходило путь от случайного открывательства к сознательному и планомерному решению новых технических задач. И вот теперь все чаще и чаще встречаем мы заявления о том, что можно создать методику изобретательства и нужно создавать ее, о том, что необходимо учить изобретать и что даже уже учат изобретать. Ведь учат же творческих работников: самого одаренного композитора музыкальной грамоте, самобытного артиста сценическому искусству.
Больше всего об этом говорят не психологи и не те, кто пишет об изобретательстве, а сами изобретатели. Они думают над рационализацией своего труда, ниспровергают догмы о секрете изобретательства - "Его не существует!" - и стремятся создать методику. Не все изобретения обязательно следствия душевных порывов, говорят, они многого достигают и путем чисто рационального усилия мысли.
Я заинтересовался, что же это за методика, помогающая изобретать. Наиболее четко и ясно на эту тему выказались Г. Альтшулер в книге "Как научиться изобретать", Р. Бахтамов в "Изгнании шестикрылого Серафима" и В. Мухачев в работе "Как рождаются изобретения".
Кратко "теория изобретательства" в их понимании выглядит так: решая задачу, изобретатель проходит три этапа.
1. Выбрать задачу и определить техническое противоречие, которое мешает ее решению обычными, уже известными путями. Аналитическая стадия.
2. Устранить причину противоречий путем внесения изменений в одну из частей машины или в одну из стадий процесса. Оперативная стадия.
3. Привести другие части усовершенствуемой машины или стадии процесса в соответствие с измененной частью. Синтетическая стадия.
По-моему, такой подход к изобретательству похож, во-первых, на стремление соорудить леса (методика), которые помогут возвести здание (изобретение); во-вторых, это разработка программы действий - расчленение сложного процесса на составляющие его более простые. А, в-третьих, говоря кибернетическим языком, формализация задачи, нахождение алгоритма, то есть составление плана поиска для нахождения решения.
А ведь если четко сформулирована задача и составлен алгоритм, можно применить вычислительную машину...
Стоп! Не слишком ли далеко меня завели чисто логические, чисто формальные построения? В таких случаях полезно заняться самопроверкой.
Я просмотрел много работ об изобретательстве - и старинных и современных, аналитических и описательных: от "Мучеников науки" Гастона Тисандье до "Трактата о вдохновенье, рождающем великие изобретения" Владимира Орлова. И что же? Почти у всех авторов можно найти мысль, что изобретательство, хотя процесс И сложный, поддается расчленению на более простые, частные вопросы. Даже те авторы, которые говорят о наитии, вдохновении, озарении, случае, переходя к конкретным примерам, невольно развенчивают эти взгляды.
Тот же Рибо писал: "Дабы воплотить и упрочить идею изобретения, представшую словно в сиянии перед восторженным умом, требуется непоколебимая стойкость и величайшее терпение. Надо всесторонне рассматривать и применять механические приспособления, применимые к этому изобретению, до тех пор, пока не будет достигнута желанная простота, которая одна только и делает его жизнеспособным".
(Обратите внимание - довольно прозаическая расшифровка "сияния перед восторженным умом".)
А как быть с пресловутым "случаем"?
"Но ведь роль случая ограничивается только постановкой проблемы. Разработка же ее пойдет своим путем, творческим",- признавался известный русский патентовед П. К. Энгельмейер, автор "Теории творчества".
Чтобы убедить не только себя, но и читателя в правомерности выдвинутого положения, я приведу целый хоровод цитат авторов, для которых творчество было целью жизни.
Альберт Эйнштейн, много лет прослуживший в патентном бюро, говорил: "Изобретатель - это человек, нашедший новую комбинацию уже известных оборудований". Он же утверждал, что "без знания нельзя изобретать, как нельзя слагать стихи, не зная языка".
А Эдисон? "Когда я желал что-нибудь изобрести, я начинал с изучения всего, что было сделано по данному вопросу за прошедшее время".
"Изобретение зависит от терпения,- утверждал Бюффон. - Нужно долго и внимательно рассматривать данный предмет со всех сторон. Мало-помалу он начнет развертываться перед вашими глазами".
Декарт же считал, что каждый подлежащий исследованию трудный вопрос надо разлагать на столько частых вопросов, чтобы стало возможным более легкое их разрешение.
И совсем уже определенно и ясно высказался французский математик Анри Пуанкаре в статье "Science of methode": "Творить, изобретать - значит выделять, короче говоря, отбирать".
Как видим, итог один: знание, поиск, сопоставление, выбор. Положения, близкие к кибернетике, категории, поддающиеся программированию.
Мало того, само изобретательство можно рассматривать как процесс кибернетический: ставим задачу, представляем себе идеальный конечный результат и, собственно говоря, нам не обязательно сразу же знать, как менно будет решена задача.
Конечный, нужный, необходимый, идеальный результат ищет человек, может искать и машина. Машина достаточно легко усвоит основу основ изобретательства - метод проб и ошибок: способность, сопоставлять, сочетать, соединять реальные, существующие предметы, или проверенные схемы, или работающие механизмы. При таком переборе она, конечно, наткнется на оригинальное решение. Для нее это не что иное, как один из методов обработки информации.
Не исключено, что в результате машинного перебора появилось бы изобретение, описание которого походило бы на описание двигателя Ленуара, опубликованное сто лет назад: "Машина использует поршень, запатентованный Стритом; она прямого и двойного действия как майна Лебона; зажигание в ней производится электрической искрой, как в машине Рива. Она заимствует у Сэмуэля Броуна водяное охлаждение цилиндра; она моет работать на летучих углеводородах, предложенных Эрскин-Азардом; может быть, найдет у Гамбеты остроумную идею кругового распределителя. Но, кроме того, она газ и воздух втягивает действием самого поршня, без их предварительного смешивания, всегда опасного и требующего употребления насосов. Вот его (Ленуара) право на патент, вот чего нельзя у него отнять".
Сегодня автоматизировали проектирование электронных вычислительных машин и даже вовлекли их в работу по созданию машин, себе подобных. Машины проектируют и изготовляют другие машины. При этом они могут постепенно отходить от заданных установок и отойти настолько далеко, что придут к новому решению. Такое развитие первоначальной идеи очень похоже на изобретательский принцип - "изобретение напрямик", возникший из прямого опытного развития первоначальной идеи.
И, наконец, машина может вести изобретательский поиск - расчет на такую глубину и на такую дальность, на какие не способен человек. А именно там, за непроницаемой для него стеной расчетов, и может лежать ключ к изобретению.
К чему все это может привести? Электронные машины, обладая гигантскими скоростями, неумолимой логикой, большой памятью, не заменят ли они гения изобретателя?
Другими словами, как говорил упоминавшийся уже Энгельмейер, "если бы умозаключения гения поддавались бы логическим правилам методического мышления, то по такой же логике мы решали бы всякие вопросы простым упражнением в силлогизмах, и то, что называется изобретением, перестало бы существовать".
Все дело в том, что умозаключения гения не поддаются простому логическому препарированию. Все дело в том, что не существует всеобщего алгоритма - универсального правила для решения любых задач - везде, в том числе и в изобретательстве. Поэтому создать "гениальный" изобретательский автомат невозможно.
Как же так, машины могут изобретать, но создать изобретательский автомат невозможно? Здесь нет никакого противоречия. Пастер говорил, что иллюзии у исследователя служат одним из элементов его могущества: предвзятые идеи являются для него руководительницами. Нет иллюзий у машин, не овладевают ими предвзятые идеи. Машины могут решить любую задачу, поставленную человеком, но не придумают сами ни одной. Нет у машины ни общественных желаний, ни общественных потребностей. Поэтому снова "воздадим человеку человеческое, а машинам машинное".
Машина убьет эдисоновский поиск восьми тысяч вариантов волоска для лампы и пятидесяти тысяч экспериментов для щелочного аккумулятора. Но сможет ли она творчески без задания человека определить динамику общего развития науки и техники и обнаружить решающую в той или иной ситуации проблему, являющуюся тормозом развития? Короче, машина - та же палка-рычаг, которая помогает сдвинуть камень, но не та личность, которая решила этот камень сдвинуть.
Каково же взаимоотношение кибернетики и изобретательства? Дело идет, вероятно, к тому, что умрет изобретатель-одиночка, как умирает ученый-одиночка. На смену "кустарному" изобретательству придет изобретательская индустрия. Если бы кто-нибудь сумел выразить в соизмеримых величинах затраченную энергию и сделанное за какой-то срок изобретение, выяснилось бы, что труд изобретателя самый непроизводительный из всех.
Методика изобретательства в конце концов сведется к поискам по заранее разработанной и направленной программе, в отличие от поисков в темноте. И КПД изобретательского труда неизмеримо вырастет. Поиск изобретателя пойдет совсем по другой формуле: вместо "конечный результат может быть" - "конечный результат есть!"
Мы привыкли уже к странному сначала сочетанию слов: ученый плюс электронный мозг, кибернетический эксперимент. Мы привыкнем и к словам: изобретатель плюс электронный мозг, кибернетическое изобретение! Величайшее из всех человеческих изобретений изобретение искусства изобретать обогатится и искусством кибернетики.