Ответственность пользователя ЭВМ за результаты деятельности (Л. И. Боткин)

Проблема ответственности пользователя ЭВМ за принимаемые решения относится к числу наименее разработанных. Появляющиеся в литературе материалы по этой проблеме носят скорее постановочный, чем исследовательский, характер [115, 123, 131]. Несмотря на то что психологическое содержание понятия "ответственность" в этих работах прямо не раскрывается, его употребление позволяет предполагать, что с ответственностью обычно связывают мотив, имеющий ситуативный и осознанный характер. Наличие осознанных мотивов, позволяющих человеку произвольно подчинять спои непосредственные побуждения поставленным целям и намерениям, рассматривается в психологии в качестве одного из основных показателей зрелости личности, проявляющейся в независимости от влияния ситуации, переходе на качественно новые уровни самоорганизации и саморегуляции, изменении соотношения значимости самооценки и оценки других лиц, становлении механизмов самотребовательности и самоконтроля. Безответственное, неадекватно бездумное отношение к своим поступкам является, наоборот, одним из свидетельств незрелости личности. В патопсихологии такое поведение часто характеризуется безразличным отношением к своим ошибкам, неспособностью успешно выполнить задание без контроля со стороны [44].

Исследованию соотношения контроля со стороны и самоконтроля как важнейшему проявлению ответственности посвящена первая серия наших экспериментов^*. В качестве основы проведенной серии был использован корректурный тест Б. Бурдона [73]. Отличие состояло в том, что вместо обработки традиционных корректурных таблиц испытуемому предлагалось отвечать на предъявляемые ЭВМ посредством телетайпа символы в соответствии с правилом: при появлении символа G следует псчатать символ Y, при появлении Т - символ J, при появлении М - U, при S - X, при W - L. В случае появления любого другого символа испытуемому следовало отпечатать символ^**. Было составлено две модификации программы предъявления 400 символов для 2 серий экспериментов^***: в одной из них при печатании испытуемым ошибочного ответа машина перед отпечаткой следующего символа сигнализировала испытуемому о совершенной им ошибке; в другой программе об ошибке не сообщалось. Предъявление сигнала об ошибке рассматривалось как реализация контроля за испытуемым.

^* (Методика экспериментов предложена О. К. Тихомировым.)

^** (Методика экспериментов предложена О. К. Тихомировым.)

^*** (Программы написаны Ю. Д. Бабаевой.)

Всего в экспериментах участвовало 14 человек, по 7 в каждой из серий. В состав испытуемых входили учащиеся старших классов средней школы и студенты вузов. Каждый испытуемый принимал участие только в одном эксперименте. Инструкция, предъявляемая обеим группам, содержала в себе правила пользования телетайпом и правила ответа на появляющиеся символы. Никаких указаний относительно скорости и безошибочности работы не давалось. Ограничений на количество повторных обращений к инструкции не накладывалось.

Взаимодействие с машиной по программе с сигналом об ошибке (2800 символов) было реализовано 7 испытуемыми за 6 час 39 мин 28 с. Всеми испытуемыми в этой серии в целом было сделано 37 ошибок. Данных относительно увеличения разрыва между ошибками после предъявления сигнала об ошибке не получено. Для испытуемых этой серии была характерна скорее скученность ошибочных ответов. Так, например, испытуемая М., отпечатавшая 13 ошибочных ответов, сделала ошибки на следующих символах: 4, 13, 15, 23, 26, 185, 191, 205, 207, 213, 216. Испытуемый К. сделал 3 ошибки на 5, 7 и 21 символах. Испытуемые И. и Л., сделавшие всего по 2 ошибки, совершили их соответственно на 13, 16 и 78, 85 символах. Около двух третей ошибочных ответов в этой серии было отпечатано в среднем с интервалом в 3 символа.

По данным проводимого после эксперимента собеседования, трое испытуемых этой серии, сделавшие соответственно 13, 5 и 4 ошибки, сочли проделанную работу монотонной и неинтересной. Испытуемый X., сделавший 2 ошибки в пределах первой сотни символов, считал работу монотонной только сначала. В своих отчетах испытуемые в основном правильно указывали количество совершенных ошибок. Испытуемый В. назвал меньшее количество своих ошибок.

Взаимодействие с машиной по программе без сигнала об ошибке (2800 символов) было реализовано 7 испытуемыми за 4 час 30 мин 28 с. Испытуемыми сделано 22 ошибки. Для ошибок в этой серии экспериментов характерна их гораздо большая разбросанность. Все испытуемые сочли работу интересной и немонотонной. В своих отчетах, как и в первой серии, они указывали в основном реальное количество совершенных ими ошибок. Испытуемые М. и А. назвали в отчете большее количество ошибок, чем сделали в действительности.

Испытуемые, участвовавшие в обеих сериях, отмечали, что во время работы у них было чувство соревнования с машиной, выраженное, как правило, в стремлении не отстать от темпа отпечатки символов, заданного машиной.

Специфика проведенных экспериментов, отличающая их от традиционных корректурных тестов Б. Бурдона, состоит в том, что в них не было так называемых пропущенных знаков. На каждый появившийся символ испытуемый должен был отреагировать печатанием соответствующего ответа. Это обстоятельство не позволило использовать формулы, обычно применяемые для количественного подсчета показателей точности и производительности работы испытуемого [73]. Поэтому вслед за Л. Бинэ [15] мы ограничиваемся лишь указанием числа допущенных ошибок, а также времени, затраченного испытуемым на работу.

Полученные данные свидетельствуют о том, что предъявление испытуемому сигнала об ошибке не ведет к повышению производительности его труда. Сигнализация об ошибке являлась скорее помехой в деятельности испытуемых. Отсутствие сигнала ошибки, т. е. монополизация испытуемым контроля за своей деятельностью и в этом смысле повышение чувства ответственности, приводило к повышению производительности и качества выполняемой работы.

Таким образом, возникающая при планировании и организации взаимодействия человека с машиной проблема оптимального соотношения самоконтроля пользователя и контроля за ним не может быть разрешена однозначно. Несмотря на внешнюю целесообразность и объективность, сообщение пользователю об ошибке может приобрести для него субъективный смысл излишнего, навязчивого напоминания или даже придирки и вести к снижению эффективности его деятельности. Полученные данные являются подтверждением эффекта "смыслового барьера", при котором субъект остается как бы непроницаемым для управляющих воздействий (20).

Анализ проведенных экспериментов, посвященных исследованию соотношения контроля со стороны и самоконтроля как проявлению ответственности, свидетельствует о том, что рассмотрение проблемы ответственности пользователя ЭВМ за принимаемые решения не может быть ограничено рассмотрением только функционального аспекта проблемы. Ответственность, как мотив, очевидно, связана в первую очередь не с процессуальными, а личностными компонентами деятельности, ее смыслом и целью. Поэтому следующая экспериментальная серия была посвящена исследованию проблемы разделения ответственности за совместное решение задачи между человеком и ЭВМ при различных вариантах постановки цели перед испытуемым.

В экспериментах в режиме имитации оперативного "диалога" с ЭВМ предъявлялась несколько измененная задача венгерского психолога Л. Секея [83]. Она состояла в необходимости уравновесить весы таким образом, чтобы это равновесие через некоторое время нарушилось бы без какого-либо постороннего вмешательства. Для уравновешивания весов предлагался ряд предметов, среди которых имелись коробка спичек и свеча. Для решения задачи нужно было уравновесить зажженную свечу, которая, постепенно сгорая, вызвала бы тем самым нарушение равновесия весов. Трудность решения заключалась в том, что испытуемый должен был вычленить в свече латентное свойство - уменьшаться в весе при горении. Имитация "диалога" с ЭВМ осуществлялась посредством отпечатки экспериментатором на одном из спаренных дисплеев и предъявления в жесткой последовательности на экране дисплея испытуемого следующих 17 запросов^*:

1. Число скрепок, спичек?^**
2. Вес каждой скрепки, коробки от скрепок, спички, коробки от спичек?
3. Вес карандаша, свечи, болта, гвоздя?
4. Что подразумевается под словами "примерно минута"?
5. Что подразумевается под словами "без постороннего вмешательства"?
6. Что подразумевается под словами "уравновесить весы"?
7. Какие манипуляции возможны с предметами?
8. Назовите свойства карандаша.
9. Назовите материал коробки.
10. Назовите свойства картона (бумаги, дерева)^***.
11. Назовите свойства спичек.
12. Назовите свойства свечи.
13. Назовите свойства предметов, полезные для решения задачи.
14. Равнозначны ли выражения "уравновесить весы" и "разложить на чашах весов предметы с одинаковым суммарным весом"?
15. Может ли установленное равновесие нарушиться без постороннего вмешательства? Если да, назовите некоторые из причин.
16. Знакомы ли Вам предметы, меняющие по той или иной причине свой вес? Если да, назовите некоторые из них.
17. Назовите свойства предметов, перечисленных в задаче по типу: гвоздь - 1) металл, 2) меняет вес при: изменении магнитного поля, окислении.

^* (Методика имитации оперативного "диалога" с ЭВМ на спаренных дисплеях разработана В. Б. Рябовым.)

^** (Число и вес предметов давались при их перечислении в условиях задачи.)

^*** (Единственный запрос, формулировка которого зависела от предыдущего ответа испытуемого.)

Описанная процедура могла вполне быть реализована не вручную, а программой ЭВМ. Ни у одного из испытуемых сомнений в реальности взаимодействия с ЭВМ не возникало. Это дает нам основание говорить о применимости полученных результатов в контексте планирования и организации реальных взаимодействий человека с машиной.

При разработке методики эксперимента были использованы описания процесса решения задачи, опубликованные Л. И. Анцыферовой [9]. Запросы, предъявляемые испытуемым в процессе "взаимодействия с машиной", были составлены с целью побуждения к прохождению трех выделенных Л. И. Анцыферовой этапов процесса решения задачи. Анализу основных требований задачи - точного установления равновесия, нарушения равновесия и невмешательства - соответствуют 4, 5, 6 и 7-й запросы. Это - первый этап. Второму этапу процесса решения задачи актуализации и анализу более сложных причинно-следственных отношений, требующих учета различных свойств предметов, соответствуют 8, 9, 10, 11, 12 и 13-й запросы. Третьему этапу, на котором вследствие продуктивного переформулирования основного требования задачи "изменение равновесия весов" в "изменении веса расположенных на весах предметах" происходит поиск свойств предметов, могущих привести к изменению их веса, соответствуют 14, 15, 16 и 17-й запросы. Предъявление первых 3 запросов преследовало в основном тренировочные цели.

Так как "общение" с машиной происходило на естественном языке, в состав испытуемых были включены научные сотрудники, учащиеся вузов и старших классов средней школы, не имеющие опыта работы с вычислительной техникой или подробных сведений о возможностях современных ЭВМ. Всего в экспериментах приняло участие 26 испытуемых. В сериях участвовало по 13 человек. Испытуемый участвовал в эксперименте один раз.

Инструкция, предъявляемая испытуемым, содержала в себе текст задачи и правила пользования дисплеем, необходимые для "общения" с машиной. Различие в инструкциях, предъявленных 2 группам испытуемых, состояло в том, что в одном случае от испытуемого требовалось предложить ЭВМ для решения задачу и "просто помогать" ей, отвечая на возникающие у нее по ходу решения вопросы, в другом - подчеркивалось, что задача представляет для ЭВМ огромную трудность и не может быть решена без эффективной помощи со стороны испытуемого. Прямое требование самому решить задачу ни в том, ни в другом случае не ставилось. При этом предполагалось, что второй вариант в инструкции приведет к повышению ответственности за решение задачи, т. е. к другому смысловому содержанию цели испытуемого.

После ознакомления с инструкцией испытуемые обеих групп переходили к отпечатке текста задачи на экране своего дисплея и его вводу в машину. Через 3 мин после ввода текста задачи в машину испытуемому предъявлялся первый запрос со скоростью 10 символов в секунду. Между ответом испытуемого и канодым новым запросом был установлен интервал в 30 с. Предъявление запросов со стороны ЭВМ и отпечатка пользователем ответов и составляли взаимодействие с машиной. После ответа испытуемого на 17 запрос ему объявлялось, что отведенное для эксперимента время ЭВМ закончилось. После эксперимента испытуемому предлагалось ответить на следующие вопросы:

1. Знали ли Вы решение задачи до ознакомления с ней?
2. Заинтересовала ли она Вас?
3. Воспроизведите текст задачи.
4. Было ли у Вас чувство соревнования с машиной во время проведения эксперимента?
5. Считаете ли Вы, что участвовали в решении задачи? Если да, то в чем его участие состояло?
6. Знаете ли Вы сейчас, в чем заключается решение задачи? Если да, изложите его.
7. Когда у вас возникло решение задачи?

Во время эксперимента регистрировались спонтанные высказывания и поведение испытуемых.

Обработка экспериментальных данных позволяет обнаружить существенные различия как по результатам, так и по характеру деятельности испытуемых первой и второй групп. В первой серии экспериментов правильное решение задачи было найдено 4 испытуемыми. Во второй серии задачу решили 10 испытуемых. По данным опроса первой группы задача заинтересовала 5, второй - 8 человек. Чувство соревнования с машиной было констатировано соответственно 3 и 7 испытуемыми.

Значительный интерес представляют и те определения, которые давали испытуемые своей роли в решении задачи^*. В первой группе 4 испытуемых определяют свое участие как подачу дополнительных данных, при этом один из них (испытуемый В.) уточняет, что решать задачу он не пытался. 2 испытуемых считают, что участия в решении задачи не принимали. Испытуемый Л. рассматривает свое участие как "ответы на неясные вопросы". Остальные 2 испытуемых определяют свое участие довольно нечетко - как форму посильной помощи. Во второй группе из 3 испытуемых, не решивших задачу, 2 определяют свое участие именно как участие в поиске решения и 1 испытуемый - как помощь.

^* (Анализировались и сравнивались ответы только тех испытуемых, которые не решили задачи.)

Данные опроса двух групп испытуемых находят свое реальное подтверждение в данных, полученных в процессе взаимодействия с машиной. Для первой группы испытуемых было прежде всего характерно нежелание отойти от текста инструкции, от роли простого посредничества между экспериментатором и "машиной". Это выражалось в неоднократных обращениях к экспериментатору за советом, в попытках отыскать в тексте инструкции дословное указание на то, как следует отвечать на поступивший запрос "машины". Не получив помощи от инструкции и экспериментатора, испытуемый часто приступал к отпечатке произвольных, неадекватных ответов.

Так, называя свойства бумаги, испытуемый П. отпечатал: "тонкий материал для письма". Среди свойств карандаша испытуемый X. называет грифельную сердцевину. На запрос о свойстве спичек испытуемый А. отвечает: "деревянные, с зелеными головками" На 16 запрос испытуемый Б. отвечает, что "предметы, меняющие свой вес, существуют, примеров не знаю" и т. д, Вследствие этого ответы испытуемых часто не соотносятся друг с другом.

Так, испытуемые В. и X. сначала последовательно называют в ответах на серию запросов о свойствах предметов только то, что может свидетельствовать о возможности их использования в качестве разновесов, а в ответе па 13 запрос констатируют, что свойств, полезных для решения, они не знают. То, что для испытуемых этой группы была наиболее типична роль стороннего наблюдателя, подтверждается также и тем, что после эксперимента испытуемые часто проявляли интерес не к самому решению, а к тому, как это некое решение осуществлялось машиной. Двое из четырех решивших задачу не были уверены в правильности ее решения.

Интересно, что многие испытуемые этой группы называли в своих ответах свойство свечи терять в весе при горении, но не использовали констатируемое свойство для решения задачи.

Для второй группы испытуемых было более характерно самостоятельное размышление без обращения к инструкции или экспериментатору. При отпечатке ответов испытуемые стремились достичь точности, однозначности формулировок. Так, определяя возможные манипуляции с предметами, испытуемый Ф. отвечает: "Перекладывать указанные предметы" и добавляет с сожалением: "Неточное слово". Неточным кажется ему и его сообщение о длине карандаша. Не зная, что ответить на запрос о свойствах бумаги, испытуемый Ф. отвечает: "Свойств, имеющих отношение к данной задаче, не знаю".

2 из 3 испытуемых, не решивших задачу, даже при предъявлении всех 17 запросов, не назвали свойства предметов терять в весе при горении. Единственной причиной возможного изменения веса ими упорно называлось увлажнение и высыхание гпдроскопичных предметов. Подобное непринятие подсказки существенно отличается, на наш взгляд, от той неспособности использовать ее для решения задачи, которая отмечалась у испытуемых первой серии. Это свидетельствует, наоборот, об активных попытках решить задачу, правда не продвинувших испытуемого далее определенных этапов ее решения.

Анализ протоколов "диалога" с "машиной" участников первой и второй серий, решивших задачу, позволяет предположить, что решение окончательно оформлялось в большинстве случаев задолго до получения запросов. 3 испытуемых второй серии решили задачу до начала взаимодействия с "машиной", а один - после. Таким образом, деятельность испытуемых второй группы была в гораздо меньшей степени связана с запросами "машины".

Для участников этой серии экспериментов наиболее типично проявление интереса к самому решению, а не к его осуществлению машиной. По окончании эксперимента испытуемые часто обращались к экспериментатору с вопросом, правильно ли найденное ими решение или в чем это решение состоит.

Таким образом, анализ данных опроса, проводимого после "диалога" с "машиной", содержания вопросов, заданных экспериментатору по окончании эксперимента, спонтанных высказываний испытуемых во время реализации "диалога" и в первую очередь ответов на запросы "машины" позволяет обнаружить существенные различия в действиях испытуемых первой и второй групп. Эти различия, обусловленные заданной инструкцией различной степенью ответственности за решение задачи, были выражены в основном в наличии или отсутствии процесса решения задачи.

Вслед за Л. И. Анцыферовой мы можем констатировать тот факт, что при отсутствии процесса решения или его недостаточной продвинутости, экспериментально "спровоцированной", активность испытуемого по вычленению нужного свойства не ведет к использованию его для решения задачи. Однако при анализе экспериментальных данных мы исходили также из тех разработанных в отечественной психологии положений, в соответствии с которыми "всякая речевая формулировка есть фиксация результатов процесса мышления, которая но может не оказывать влияние на дальнейший процесс мышления" [80, с. 95]. При этом мы понимали, что словесные формулировки наших испытуемых, т. е. ответы на запросы "машины", являлись в одном случае отражением процесса решения и были направлены на цель - решить задачу; в другом-просто ответами, объединенными серией запросов. Тем не менее и в том и другом случае словесные формулировки действительно были выражением процесса мышления (в данном случае неважно какого), т. е. анализа и синтеза, включения объектов в новые связи и открытия в них новых свойств, а также обнаружения взаимозависимости и взаимозаменяемости двух положений.

И в том и в другом случае в процессе мышления вырабатывались "логически-предметные предпосылки" [80, с. 71] для дальнейшего решения задачи. Однако в одном случае они использовались в процессе решения самого испытуемого, в другом - рассматривались им как предпосылки решения, осуществляемого кем-то другим, в данном случае машиной. Специфика методики наших экспериментов позволяет, таким образом, отчетливо выявить ситуацию, при которой ряд сформулированных положений, содержащих в себе средства для последовательного перехода от одного положения к другому, не могут быть объединены в единый процесс решения задачи, ситуацию, при которой наличие процессуальных компонентов мышления еще не определяет его содержания.

При разрешении вопросов, возникающих в контексте вышеуказанной ситуации, мы руководствовались высказыванием С. Л. Рубинштейна о том, "что самый ход решения задачи создает внутренние условия для дальнейшего движения мысли, причем эти условия включают в себя не только предпосылки логически-предметные, но и мотивы мышления, "двигатели" его" [80, с. 71]. Выдвинутый Рубинштейном тезис о "самомотивируемости" мышления по существу означает перенесение акцента в исследовании мышления из процессуального в личностный план. В работах Рубинштейна не содержится каких-либо указаний на причину возникновения в процессе мышления новых мотивов: как известно, исследование личностного аспекта мышления выдвигалось им в качестве очередной задачи исследования мышления. Проведенные нами эксперименты позволяют предположить, что порождение новых мотивов в процессе мышления связано с целеобразованием.

Экспериментальный и теоретический анализ проблемы ответственности на материале оперативного взаимодействия человека с ЭВМ дает возможность сделать следующие выводы. Ответственность за принимаемые решения - реальный фактор, в значительной мере определяющий эффективность этого взаимодействия. Важнейшим проявлением ответственности является самоконтроль субъекта в процессе деятельности. Введение машинного Контроля за человеком может вызвать снижение самоконтроля и продуктивности деятельности.

Снятие ответственности за результаты совместного решения задачи может привести к пассивности пользователя при взаимодействии с машиной. Внешние проявления активности, в частности характеристики состояния человека, работающего с ЭВМ, [103] или темп коммуникации, не служат еще достаточным свидетельством его участия в решении задачи. Наиболее продуктивной формой активности является активность на уровне целеобразования. Повышение степени ответственности за принимаемые решения - одно из средств управления активностью и приводит к более продуктивному взаимодействию с ЭВМ.