Продолжение следует

Сюрприз номер три

Сюрприз номер три

Кажется, только вчера мы вернулись из киевской поездки. Но с тех пор в судьбах истинных героев нашего повествования, рядовых и маршалов кибернетики, произошло много событии - радостных и грустных" важных и незначительных. Умер Норберт Винер. Радио принесло в Москву это известие холодным мартовским вечером. Невозможно было поверить, что этот человек, с которым мы, кажется, только вчера еще сидели рядом в номере московской гостиницы, разговаривали, шутили, навсегда ушел из жизни. Не будет на новых формул, ни новых книг. Останутся без ответа наши письма... "Тем ученым, которые предпочитают искать истину, а не земные блага..." Да, мир потерял большого и честного ученого, знавшего в науке единственный и самый трудный путь - путь поисков истины. Виктор Михайлович Глушков получил Ленинскую премию за цикл работ по цифровым автоматам.

Из старого, тесного помещения перебралась в новый корпус лаборатория Алексея Григорьевича Ивахненко. Он и его сотрудники работают теперь в том самом институте, которым руководит Глушков. Конечно, это не мешает им по-прежнему отстаивать свою точку зрения на будущее кибернетики.

Андрей Николаевич Колмогоров тоже получил Ленинскую премию, правда, за работы, не связанные с кибернетикой. Не забывал он и стиховедения. Колмогоров собрал воедино все, что сделано его школой математического анализа стиха. Его доклад стал "гвоздем" международного симпозиума в Тбилиси. Слушая Андрея Николаевича, американский гость признался: "У нас многие до сих пор уверены, что под фамилией "Колмогоров" скрывается целая группа ученых - не может же один человек сделать так много и в стольких областях".

Глеб Александрович Спыну работает над новой машиной.

Из подобных больших и малых событий и складывается то, что называют обычно "новым в кибернетике". Мы внимательно следили за этим новым - и по долгу службы, и повинуясь своим литературным интересам. Но читать сухие информации или пусть интересные, но чужие очерки о работе ученых - это одно, а видеть и слышать самому- совсем другое. Конечно, и "видеть", и "слышать" можно вполне достаточно, не выезжая из Москвы, но... недаром ведь говорится, что никто не пророк в своем отечестве. Самые интересные, самые грандиозные идеи почему-то не вызывают душевного трепета, если они высказываются хорошо знакомыми тебе людьми. Вроде бы очевидно, что работа по бионике, которую делает в Институте автоматики и телемеханики Лев Т., вполне заслуживает, чтобы о ней написать. Но ведь мы встречаемся с Левой чуть ли не каждую неделю в самой разнообразной обстановке и потому как-то трудно представить себе, что он может стать героем нашего рассказа. И, кроме того, когда следишь за работой с самого ее начала, совершенно теряешь представление о ее значительности. Каждый маленький успех, конечно, радует, но сумма их ускользает от внимания. Наоборот, знакомясь с уже законченным исследованием, пользуешься одновременно преимуществами и посвященного и неофита: тебе ясна каждая мысль автора и в то же время ничто не мешает восхищаться общим замыслом, стройностью теории, смелостью догадок... И, наконец, уезжая ненадолго из дома, вырываешься из привычной обстановки, и потому восприятие становится более обостренным. В немалой мере этому способствует и прелесть новых мест, и необычное ощущение стороннего наблюдателя чужой работы.

Одним словом, мы вполне созрели для новой поездки и ждали лишь удобного повода, чтобы в нее отправиться. Повод, разумеется, нашелся. Однажды у нас в лаборатории раздался резкий и длинный телефонный звонок. Новосибирск просил Католина. Мы удивились, потому что никто в Новосибирске не должен был знать ни нашего телефона, ни псевдонима. Но оказалось, что звонил Олег, который уже довольно долго не появлялся на нашем горизонте. Он был в Новосибирске, точнее в Академгородке, по делам, собирался остаться там еще на недельку и звал нас приехать к нему, обещая познакомить с интересными людьми. Мы и сами давно собирались побывать в Сибирском отделении академии и потому с радостью ухватились за предложение Олега.

...Аэрофлотовский комфорт кончился на последней ступеньке трапа. Из аэропорта до Академгородка мы добирались почти столько же, сколько из Москвы до Новосибирска. На месте оказались так поздно, что Олег, не дождавшись нас, лег спать.

Через четверть часа на глазах изумленной администраторши мы под руки провели его через холл и приставили на улице к стене прямо у входа в гостиницу "Золотая долина".

Было холодно. Луна прочно висела на крюке строительного крана. Облачко то набегало на нее, то отодвигалось в сторону - очевидно, они вдвоем экспериментировали, как поэффектнее осветить стройку Дома ученых. Легкий ветерок сбрасывал снежинки с деревьев и крыш, и запасенный впрок знаменитый сибирский снег падал продуманно и торжественно, как на генеральной репетиции во МХАТе.

Олег моргал спросонья глазами, но ветерок помог и здесь: он быстро сдул с его лица недовольное выражение. "Да отпустите вы меня,- сказал Олег, наконец.- Разбудили - вам же хуже. Пошли смотреть город".

...Для рассказов об Академгородке не приходится долго подбирать постоянные эпитеты. "Прямые, как стрелы, улицы". "Просторные здания институтов". "Раскидистые сосны". "Настоящее Обское море". Все это, конечно, так. Но ведь новосибирские лаборатории не просторнее московских, а проспекты - не прямее ленинградских. Дома-новоселы в лесной чаще - даже это приходилось уже видеть. Но вот свое, особенное...

А оно есть.

Кое-что сразу же бросается в глаза. Кафе, словно в полемическом задоре с бесчисленными "Ромашками", "Радугами" и "Мелодиями", называется "Под интегралом". Надписи на автобусных остановках читаются как академический справочник: "Институт ядерной физики", "Институт математики", "Президиум Академии".

Особая тишина, которая бывает лишь в небольших городках, где нет ни трамвая, ни троллейбуса, ни фабричных гудков.

Этот город - город людей науки. Из десяти прохожих один заведомо доктор, а трое - кандидаты наук. Члены-корреспонденты не проносятся по-московски в ЗИМах и "волгах", а подобно всем смертным передвигаются пешком. Из зрителей, забредших на вечерний сеанс в кинотеатр, можно укомплектовать штат солидного института. В цепочке людей, протянувшейся к кассе булочной, быть может, собрался ученый совет в полном составе...

К восприятию таких и подобных деталей быта мы были готовы еще в Москве. А пока что бродили втроем по спящему Академгородку и старались, чтобы первые впечатления, как им и положено, оказались самыми верными.

Главная деталь интерьера здешних квартир, которая улавливается даже с улицы,- книги. Полки, книжные шкафы, стеллажи, этажерки... Или просто так - от пола до потолка. А сквозь эти окна видно еще больше книг, чем сквозь другие. Кто же, интересно, здесь живет? И тут мы увидели вывеску: "Библиотека".

Золотая долина, подарившая свое солнечное имя нашей гостинице, привела к небольшим двухэтажным коттеджам, разбросанным довольно далеко один от другого. "Вот тут и живут академики",- не доверяя нашей врожденной сообразительности, объяснил Олег. Маленькие уютные домики стояли погруженные в темноту, и лишь в одном из них светились окна первого этажа. Поначалу пришла мальчишеская идея подобраться поближе и подсмотреть, что делают хозяева в столь поздний час. Но мы сразу же отказались от нее. Было попросту страшно: а вдруг академики собрались и режутся в преферанс? Для впечатлений первого дня такое зрелище совсем не подходило.

Потом мы долго бродили по улицам, пока не вышли к Обскому морю. Еще не светало, ветер совсем затих, и такой тишины нам давно не приходилось слушать. Далеко, почти до горизонта, блестела под луной снежная плоскость. Прямо у берега чернела фигура рыбака и вспыхивал огонек сигареты.

Мы повернулись и пошли спать, чтобы не спугнуть новую теорию относительности. Первые полкилометра мы шли на цыпочках.

Назавтра Олег, очевидно в отместку, постучал к нам в номер, когда еще только рассветало. Он тряс нас по очереди, пока окончательно не разбудил.

- Пресс-конференцию считаю открытой,- сказал он, когда мы наскоро позавтракали.- Прошу задавать вопросы.

- Журнал "Мурзилка",- принял игру Глеб.- Наши читатели интересуются, почему дяденька Олег очутился в Академгородке, зачем он покинул свой любимый заводик и какого черта он не дает выспаться порядочным людям?

Олег вежливо и с пониманием улыбнулся.

- Какой орган печати представляет джентльмен? -o церемонно обратился он к Борису.

- "Проблемы структурной лингвистики",- буркнул тот, не вкладывая в эти слова ровно никакого смысла.

Но Олега словно током ударило.

- Т-ты что, мысли читать н-научился? - спросил он, выходя из роли.- Откуда ты узнал, о чем я сейчас думаю?

- Нам все известно, гражданин С,- с расстановкой произнес Борис, холодно посмотрев на Олега. И многозначительно побарабанив пальцами по столу, добавил.- Будет лучше, если вы сами обо всем расскажете по порядочку. Хотите сигарету?

- А ну вас к бабушке! Готовишься, готовишься, чтобы их огорошить, а тут все насмарку. Нет, с вами, как с людьми нельзя. Одно слово - сочинители! - негодовал Олег. С большим трудом удалось убедить его, что нам по-прежнему ничего не ясно и что телепатией мы еще не овладели, Несколько поостыв и отказавшись от взятого вначале торжественно-официального тона, Олег начал свой заготовленный заранее рассказ.

- Если вы помните, я тогда в Киеве заинтересовался газорезательным станком Спыну и вообще всей системой "Авангард". Интерес этот был отнюдь не бескорыстным. Ведь что по сути дела сделали киевляне? Технолог-автомат, способный составлять программу для станка-автомата. То есть именно то, что нам было позарез нужно. Вы мою фирму,

знаете - производство у нас опытное, детали меняются очень часто, сами они сложные по форме, а спросишь, когда ее надо сделать, отвечают: "Вчера". Специализированные станки, предназначенные для выпуска каких-то определенных изделий, нам не подходят. Нужны универсальные программные станки: сменил заготовку, вложил новую программу- и порядок! Как на магнитофоне: поставил ленту - пожалуйста, фокстрот, сменил на другую - твист, а третья - и вообще приличная музыка. Но мы боялись этой суперсовременной техники, потому что знали, как мучаются соседи, купившие несколько таких фрезерных гигантов, сколько сил уходит у них на программирование.

А вернувшись из Киева, я на первом же диспетчерском совещании рассказал про "Авангард", назвал своего директора ретроградом и убедил немедленно купить программные станки. Программирование я легкомысленно пообещал взять на себя.

С этого каша и заварилась. Признаться, не раз и не два я вас и всю киевскую эпопею вспоминал "незлым тихим словом". И надо же было мне тогда попасться на эту кибернетическую удочку! Заказ на станки ушел своим порядком, а я засел штудировать труды киевлян, чтобы по их примеру наладить у нас программирование для этих станков. Но почерпнуть у них много полезного для себя мне не удалось. УМШН, ныне "Днепр", конечно, умеет составлять программу для станка, но кто составит программу для нее самой? Это по-прежнему делалось вручную. Правда, программа, которая требуется для работы вычислительной машины, намного лаконичнее, чем программа управления станком, потому что машине не надо сообщать ни расчетные формулы, ни нужные коэффициенты и таблицы, ни другую вспомогательную информацию, которой пользуются технологи,- все это хранится в ее памяти. Но меня это устроить не могло - я-то ведь не собирался организовывать у себя на заводе ТВЦ. Я собирался совсем обойтись без программистов, а тут киевляне помочь не могли. Много позднее, когда я достаточно подковался в этой области, то понял, что они решили лишь частную задачу. А за более общую - научить машину понимать безо всяких посредников, что от нее требует конструктор детали,- они и не брались.

Но, повторяю, это стало мне ясно лишь потом, а тогда я очень огорчился. А тут, как назло, станки прибыли даже раньше обещанного срока. Отступать было уже поздно, решил наступать. Пошел в Институт автоматики и телемеханики - ИАТ. Но это, как вы сами знаете, заведение шибко академическое: векторы, тензоры, уравнения в вариациях... Мне, конечно, посочувствовали, посоветовали, какую литературу почитать. Но именно там я получил и один очень путный совет. В ИАТе несколько лет назад у Всеволода Александровича Котельникова был аспирант, молодой таллинец Борис Тамм. Потом к нему присоединился еще ОДИЙ его земляк - Юхан Прууден. Борис Георгиевич Тамм теперь заместитель директора эстонского Института кибернетики, а Юхан Ильмарович Прууден - один из его ближайших сотрудников. Их нынешняя совместная работа, начатая еще в ИАТе, посвящена как раз тому, что я искал - подготовке информации для станков с программным управлением.

Разумеется, я помчался в Таллин. И сразу словно окунулся в иной мир. В вестибюле Института кибернетики стояли мольберты. Какие-то молодые художники - студенты, наверное,- пытались передать ощущение, которое охватывает каждого, за кем закрылась огромная стеклянная входная дверь. Просторно, как в аэропорту, и элегантно, как в кафе "Старый Томас". И в то же время никаких сомнений, что это солидное научное учреждение. Угол из неоштукатуренного кирпича, мягкий свет, благородного естественного цвета дерево перил, неброские тона, шероховатые стены - ничего, кажется, в отдельности особенного, а мне самому захотелось стать к мольберту. И потом эта особая неторопливость и тишина, внешне бесстрастные лица прибалтийцев, несколько замедленная речь с жестковатым акцентом. Прибавьте сюда белые халаты, массивную дубовую дверь, которая распахивается лишь после того, как наберешь нужное число на вмонтированном в нее телефонном диске,- и вот вам полная иллюзия, что вы в съемочном павильоне "Мосфильма", где крутят научную фантастику "о проблемах науки завтрашнего дня и о тех ученых, которым предстоит их разрешать".

Но таллинцы, к счастью, занимались не фантастикой, иначе я не стал бы с таким энтузиазмом рассказывать вам об их институте.

Они сумели подойти к вопросу широко, с самых современных позиций. Что есть программа для станка? Записанные на магнитной ленте импульсы, способные управлять двигателями, которые связаны с режущим инструментом. Можно считать, что электрические импульсы - язык станка. У вычислительной машины, рассчитывающей последовательность этих импульсов, язык совсем другой - это язык сигналов "да" - "нет". И есть, наконец, язык чертежа - прямые, окружности, значки, определяющие конфигурацию детали и способ ее обработки. Задача сводится к тому, чтобы перевести "текст", то есть данные о детали, с языка чертежа на язык станка.

В этом ступенчатом переводе этап "вычислительная машина-станок" - этап пройденный. Это именно то, что сделали киевляне. Но как объяснить вычислительной машине, что изображено на чертеже? Нужен промежуточный язык, понятный машине и пригодный для описания любого чертежа. И таллинцы такой язык создали. В нем всего 32 слова. Они используются как обычные слова при составлении фраз разговорного языка или как символы в математических выражениях. Несмотря на кажущуюся бедность, с его помощью можно описать почти любую деталь, подлежащую обработке на станках. И хотя на этом языке Гамлет не смог бы поведать миру о своих сомнениях, а Ромео - о своей любви, у него есть достоинство, которым не обладают обычные языки: каждое слово, каждая фраза имеет здесь всегда только один-единственный смысл. По точности, однозначности, логической завершенности этот язык, на котором конструктор и технолог говорят с вычислительной машиной, а через нее - со станком, не имеет себе равных. Впрочем, никакой другой язык и не мог бы решить той задачи, что поставили перед собой таллинские кибернетики.

Голос Олега приобрел внушительность, речь лилась плавно, как у опытного лектора. Мы почувствовали что-то неладное. Так оно и оказалось.

- В заключение моего сообщения, джентльмены, позвольте мне презентовать вам один документ,- сказал он, доставая из портфеля два одинаковых экземпляра газеты и вручая их нам.- Вы найдете здесь с приличествующим случаю посвящением статью инженера С. под заимствованным у Шекспира интригующим названием: "Где мало слов, там вес они имеют". Позволю себе прочитать лишь самый конец, остальное вы уже в общих чертах слышали.

"На международном конгрессе ИФИП - организации, изучающей проблемы переработки информации, в бельгийском городе Намюре, Борис Георгиевич Тамм выступил с докладом о системе автоматического программирования - САП-2. Его сообщение было причислено коллегами из многих стран мира к самым интересным работам последнего времени в области практического приложения кибернетики. С такой оценкой трудно не согласиться, перелистывая протоколы заводских испытаний САП-2. Программирование с ее помощью требует в десять-двадцать раз меньше времени, чем ручное. В несколько раз снижается и стоимость подготовки программ для станка.

Таков логический итог развития станков-автоматов. Сначала автоматизация самих станков с помощью программного управления, затем автоматизация подготовки программ для станка с помощью вычислительной машины и, наконец, автоматизация составления программы для вычислительной машины с помощью языка-посредника, путем использования машины в таком режиме, когда она сама для себя подготавливает информацию.

Но это взгляд на пройденный путь. А если вглядеться в будущее, то можно представить себе придуманный таллинцами язык-посредник, как ступеньку в создании большого конструкторского языка, на котором удается описать любую деталь, и любой узел, и любую технологическую операцию.

Такой язык - общий язык машиностроителей - разрабатывается в Минске, в Институте технической кибернетики Академии наук БССР.

А в чем его достоинство, стоит ли так радоваться его созданию? Да, стоит - потому что множатся на полках тоненькие книжки необычной библиотеки - "библиотеки стандартных программ".

Они написаны на том языке, которым условились пользоваться все абоненты этой библиотеки. Каждый, кто решил свою частную задачу, делает тем самым вклад в общую копилку. Создавая новый узел, на заводе снимают с полки одну за другой готовые программы и пользуются ими как балками, панелями и перекрытиями, из которых складывается любое здание.

Уже сейчас видится картина недалекого будущего. В конструкторское бюро приходит задание: спроектировать экскаватор производительностью такой-то, для работы там-то и там-то. Данные вводятся в машину-конструктор. Она разрабатывает все узлы и детали, а затем передает свои данные автоматическому технологу. Тот кропотливо

и безошибочно составляет для каждой детали карту обработки - если найдет, что деталь разумнее изготовить на обычном станке. Если же дело поручается программному станку, то для него сразу же подготавливается вся необходимая информация.

К концу рабочего дня действующий макет экскаватора с важным видом шагает по кабинету директора завода. Он еще неуклюж, несовершенен, инженеры, собравшиеся вокруг этой забавной игрушки, видят в нем массу недостатков. Что ж, электронное КБ готово учесть замечания.

Какой неправдоподобной ни кажется нарисованная картина, фантастики в ней все-таки меньше, чем реальности".

- Дальше следует подпись,- сказал Олег, предостерегающе поднимая руку.- Не надо аплодисментов. Праздник еще не кончен. Сюрприз номер два - перед вами аспирант и будущее светило науки. Да, да, смейтесь, паяцы. Практик, дитя завода, узколобый утилитарист оставил винты и гайки ради высокой теории. Меня теперь не интересуют станки сами по себе, меня занимает совсем другое - проблема общения человека с машиной. Изучаю программирование, заново осваиваю высшую математику, а теперь вот взялся за структурную лингвистику. И как это ты, Борис, попал в самую точку?! А без этой науки нам с машинами, видимо, не договориться.

Теперь хочу предупредить ваш естественный вопрос: почему так долго не звонил, ни о чем не рассказывал? Отвечаю: проверял себя. Все мне казалось, что это вы меня распропагандировали, попал, одним словом, под чуждое влияние. А теперь, когда понял, что в Киеве у меня просто проснулся вкус к настоящей науке, я и позвонил вам и позвал сюда.

С лирической частью, я полагаю, точка. Теперь сюрприз номер три. При вашей проницательности нетрудно догадаться, что я здесь не с увеселительной целью. Я в аспирантском отпуске и приехал, чтобы собрать материал для диссертации. Да, да, именно для нее. Так вот здесь, в Вычислительном центре, я познакомился с двумя ребятами, у которых идей хватит на десятерых. Они ждут вас завтра в девять утра. Почему завтра? Сюрприз номер четыре - билет на самолет. Увы, я улетаю, и для последних объятий остается не более часа. Но это не значит, что я сейчас уеду, а вы тут останетесь блаженствовать. Нет, черти, вы поедете меня провожать!